Турция страна отнюдь не демократичная. После неудавшегося военного переворота 2016 года в Турции была развязана масштабнейшая репрессивная кампания. Больше 100 тысяч человек были уволены с госслужбы, из образовательных учреждений, из армии. Около 50 тысяч человек находились в предварительном заключении в ожидании суда. Случилась массовая эмиграция. Чрезвычайное положение было отменено только в 2022 году (а в 2023 году вновь введено из-за землетрясения). И тем не мене, действующий президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган не решился приписать себе 5-10 процентов голосов на выборах, чтобы объявить себя победителем в первом туре. Почему?
В программе статус на канале «Живой гвоздь» на эту тему порассуждала известный российский политолог Екатерина Шульман.
— Политический режим — это не какая-то застывшая форма, в которую наливается любое содержимое и принимает эту форму. Политический режим — это бесконечная цепочка выборов во всех смыслах, которые совершаются в основном элитами.
Что имеется в виду? Вот сейчас Эрдоган должен был решить, натянуть себе пару процентов и перескочить во второй тур или не рискнуть? Он не рискнул. Степень контроля над избирательной системой там не такова, какова она в России. Понимаете, каждый автократ несчастен по-своему. У всех свои ограничения. То есть 100 тысяч человек выгнать с работы и 50 тысяч арестовать ты можешь, а нарисовать выборы опасно — люди выйдут на улицу.
Опять же посмотрим на Россию. Начать воевать с соседом можно, а QR-коды во время пандемии ввести было нельзя. То, что могли себе позволить либеральнейшие демократии Европы — свирепые карантины, в России нельзя было, потому что был риск сделать страшную авторитарную ошибку — отдать распоряжение, которое не будет исполнено. Поэтому не рискнули.
То есть у всех свои лимиты. Вот у Турции такие. Турция — страна совершенно другой демографической пирамиды, с гораздо большим молодежным навесом. У нас, наоборот, не навес, у нас провал. Там больше молодежи, там более пассионарное население, более высокая толерантность к насилию, то есть и граждане горазды подраться, и полицейские горазды их побить, а не односторонним порядком, как это происходит в России. Там этого, по крайней мере, нельзя.
Дальше наступят следующие выборы, следующие развилочки. Ну, например, выходят во второй тур. Во втором туре будет какой-то результат. Признать его — не признать его? Например, гораздо лучше, чем Избирательную комиссию президент Турции контролирует Верховный суд. Попробовать опротестовать невыгодные для себя результаты выборов через суд, отменить их, таким образом, ввести военное положение, арестовать при помощи верных себе частей или полицейских сил своего соперника — это всё возможности. Всё это физически можно сделать. Вопрос, какая будет ответная реакция?
Но если случится такая ситуация, что инкумбент (держатель власти, — Прим.) проигрывает и отдает власть и признает этот результат, тогда мы торжественно скажем, что Турция сделала большой шаг на пути к электоральной демократии.
Давайте помнить такой принцип, как двойной оборот Хантингтона — тест на устойчивую демократию. Который гласит: если у вас дважды инкумбент проигрывал и отдавал власть, то вы устойчивая демократия, и для вас авторитарный откат затруднителен.
Что лучше для грядущего демократического правления? Нам полезно это знать. Хуже всего — это континуизм, то есть инкумбент сидит до гроба. Если он умер на посту, это очень повышает вероятность, что режим сохраниться, то есть его сменит другой такой же автократ. Если он уходит добровольно, передавая власть преемнику, это не так хорошо, как выборы, но это чуть-чуть расширяет возможности. Как Ельцин в 99-м, как, кстати говоря, Путин в 2007-м, 2008-м году.
То есть какая-то смена власти лучше, чем никакой. Но такого рода смена рукотворная, не процедурная хуже, чем электоральная. Лучше всего для таких режимов это проигрыш и мирная передача власти.
Если вы такое пережили, это меняет вас навсегда. Если вы дважды такое пережили, вы переходите в новое качество. Вот, что нам важно знать применительно к турецким событиям. Будем следить с интересом, неотрывным, пристальным интересом.
