Продолжение. Начало здесь.
Момент истины
«Прости, прости меня, Пречистая!»
Я повторяю эти слова ежедневно, совершив в своей душе грех, – согласившись снимать фильм по роману Владимира Богомолова. Я солгал всем: и Министерству культуры РБ, и Национальной киностудии «Беларусьфильм», и всем редакциям газет, дав интервью, что начинаю снимать фильм «Момент истины». Правды ради скажу: осенью 1998 года меня вызвал заместитель министра культуры Ю.Н.Цветков и предложил снять фильм по знаменитому роману В. Богомолова.
– Я хочу прочитать роман заново, – сказал я.
– О такой постановке мечтает каждый режиссер, – сказал мне Юрий Николаевич. – Правда, одна попытка уже была и закончилась, ты знаешь чем?
– Богомолов через суд закрыл фильм Жалакявичюса!
Я перечитал роман восемь раз. И каждый раз я находил в нем все новые и новые оттенки в поведении и характеристике персонажей. Я был потрясен романом, как были потрясены им все семидесятники, когда он появился в «Роман-газете», но глубоко внутри мне не давала покоя мысль, что об этом я уже снял фильм, что «Наш бронепоезд», по сути своей, тоже об НКВД, о системе власти сталинского периода, но первичное чувство, вызванное прекрасной литературой, победило мое предчувствие. Я дал согласие. Юрий Николаевич передал мне сценарий Богомолова. И когда я внимательно прочитал сценарий, то понял, что он написан Богомоловым двадцать лет назад. Это не был сценарий, это был разрезанный ножницами прекрасный роман. С кинодраматургией он не имел ничего общего. Я думал, что Богомолов перепишет сценарий, подойдет к нему творчески, но от этой работы автор отказался, и передо мной встала безумная задача – весь этот огромный роман с десятками линий перевести на киноязык. Я понимал, что вместить его в двухчасовой киновариант невозможно, будут огромные потери, как понимал и другое: то, что убедить Богомолова в своей версии тоже будет невозможно, а писать киносценарий он отказался.
– Владимир Осипович человек творческий, и ты найдешь с ним контакт, – успокоил меня заместитель министра.
И это была моя первая ошибка. Нельзя было давать согласие на сырой киносценарий. Меня все успокаивали: мол, есть роман, роман уникальный, и ты там найдешь все, что понадобится для фильма. Это да, но у меня другая профессия, мое дело не литературой заниматься, а ломать мозги, как ее перевести на экран средствами движущейся фотографии. За результат работы будут спрашивать не с Богомолова, а с меня: зачем брался?
Я поехал в Москву, и мы действительно нашли творческий контакт с Богомоловым. Я стал членом семьи в его доме. У нас было так много общего, если только имею право об этом говорить, что я великолепно чувствовал себя в его присутствии. У меня было много идей, и я не скрывал их от Владимира Осиповича. Меня настораживало только одно: почему они так долго дружили с Василем Быковым и почему сегодня он так плохо к нему относится?
Мои московские коллеги пугали меня Богомоловым. Он закрыл первый фильм по рассказу «Иван» – «Иваново детство», что потом снял Андрей Тарковский, он закрывал «Зосю», но не получилось, студия имени М.Горького отстояла готовый фильм, он закрыл Витаса Жалакявичюса, снявшего три четверти «Момента истины», и что это стоило жизни Жалакявичюсу.
– Я попытаюсь, – говорил я своим московским коллегам. – У меня сложились замечательные отношения с Богомоловым.
– Он очень жестокий человек! – убеждали меня. – Он бескомпромиссный! Он чекист! Сталинской закваски!
Я слушал их и никому не верил. Я верил себе, не зная, что меня ждет впереди. Я приезжал в Москву, с вокзала звонил Богомолову и ехал к нему на Протопоповский переулок у станции метро «Проспект Мира». У него замечательная супруга, Раиса Александровна, милейший, добрейшей души человек, как и сам Владимир Осипович. В моем представлении это были истинно русские люди, какими их понимают белорусы. «Но почему, почему он так плохо думает о Быкове, с которым так долго дружил?» – не давало мне покоя. Если бы Быков в это время жил не в Финляндии, а в Минске, я задал бы ему этот вопрос. Потом эти сомнения ушли, я глубоко в душе привязался к Богомолову, не представляя себе лучшего взаимопонимания между автором и режиссером.
«Прости, прости меня, Пречистая!»
Я написал режиссерский сценарий, начались пробы актеров на главные роли, но приступать к съемкам мы не могли – не хватало денег. Для всех стало ясно, что необходимо выходить на Россию, надо снимать совместную картину двух стран. Я позвонил Станиславу Говорухину, и он предложил мне выйти на депутата Государственной думы РФ В.В.Семаго.
– Поговори с ним, может, он возьмется за этот проект, – сказал Говорухин. – Я сейчас снял его в маленьком эпизоде в «Ворошиловском стрелке». Знаешь, с ним можно работать!
Сказал об этой идее Богомолову, и тот в течение суток навел все справки о Семаго. Позвонил мне и категорически заявил:
– Не надо с ним связываться! Он вор и жулик!
– Откуда вы знаете?
– Я про него и его жену все знаю! Какие у них фирмы, сколько казино, и вообще он человек не чистый! Я категорически против!
Я вышел на Семаго. Это было первого апреля 1999 года. Я пришел к нему в Думу и познакомился с человеком, внешне обаятельным, но хитрым, ловким и с очень отрицательной энергетикой.
– Мои корни в Беларуси, – сказал мне Владимир Владимирович. – Вы сам белорус?
– Да.
– Прислушайтесь, как звучит: Се-ма-га, Се-ма-а-га-а! Чисто белорусская фамилия! Дед у меня из Любани. Это, кажется, Минская область? Какие-то родственники там остались, но я никого не знаю.
Он согласился стать продюсером «Момента истины».
– Миша, я перепроверил через своих друзей, генералов КГБ, – он вор и жулик, – решительно заявил Богомолов. – С ним не надо связываться! Я вас предупредил!
– А где я достану денег?
– Сколько надо?
– Миллион долларов минимум!
Эта цифра подействовала на Богомолова.
– Беларусь не в состоянии вытянуть весь фильм?
– Не в состоянии!
– Может, обратиться к Президенту?
– Я считаю, надо выходить на Госкино России и снимать совместный проект. Русский писатель, действие романа происходит в Западной Белоруссии. Белорусский режиссер! Мы все кричим о союзе двух стран. Разве это не конкретный повод для сотрудничества?
Россия согласилась на коонродукцию с Беларусью. Договор между Министерством культуры РБ и Госкино РФ подписали, но деньги на производство из России не поступали, а уже начиналось лето, были подобраны актеры, необходимо было выезжать в экспедицию.
— Михаил! – трезвонил через день Богомолов. – Я настаиваю отказаться от Семаго! Он обманет вас! Он повязан с уголовным миром! Разве вы не видите, как он себя ведет в Думе? Стыдобище!
– У нас нет выхода! Уже натура уходит! Лето кончается! Когда снимать будем? Зимой?
– Надо принять решительные меры!
– Уже поздно! – сказал я Богомолову. – Он берет кредит, чтобы начать съемки!
– Сколько?
– Пятьсот тысяч долларов!
Эта цифра тоже подействовала на Богомолова.
– Я вас предупредил!
И положил трубку.
Я поехал в Москву. Семаго собрал у себя в казино на Таганке помощников, друзей-бизнесменов, сели мы за большой стол, и Владимир Владимирович сказал:
– Мы чего здесь собрались? – Он язвительно посмотрел в мою сторону. – Кино Пташуку помочь снять? Или подумать, сколько мы можем отстегнуть себе от сметы фильма? Ну, какие предложения?
Первым заговорил Олег Могучев, исполнительный продюсер:
– Надо увеличивать смету!
– За счет чего? – спросил Семаго.
– Вот пусть Михаил Николаевич думает, он режиссер, он должен предложить нам объем работ, мы просчитаем.
– Вы уже работали в кино, на сколько потянет бюджет этого фильма? – спросил Семаго у Могучева.
– По моим прикидкам, миллионов пять долларов!
Стол оживился. Семаго воспрял духом.
Михаил Николаевич! – обратился он ко мне. – Вы согласны с Олегом Николаевичем?
– Для нашего фильма это очень большие деньги! За такую сумму можно снять два фильма! – сказал я.
– Ваши слова неубедительны! – парировал Семаго.
– История в романе носит камерный характер. Все сконцентрировано на психологии людей! Потом учтите, согласно договору, основные затраты на съемки берет Беларусь.
— Какие?
— Министерство обороны РБ поставляет нам армию! Почти тысячу солдат в течение двух месяцев. Белорусская железная дорога ремонтирует два паровоза сороковых годов и готовит два состава двухосных платформ, которые Министерство обороны загрузит военной техникой. Кроме этого, военный авторемонтный завод переделывает пятьдесят «ЗИЛов» под американские «студебеккеры». И за все платит белорусская сторона! Это основные затраты, я не говорю о зарплате съемочной группе, оплате гостиницы, суточных, съемочной техники, автотранспорта.
Это не понравилось Семаго.
– Вы не правы, Михаил Николаевич! – сказал Олег Могучев. – На российскую сторону ложится валютная оплата актеров, а вы пригласили очень дорогих актеров: Миронов, Петренко, Беата Тышкевич! Массовые сцены мы сделаем на компьютере! Сегодня уже никто не снимает массовку вживую! А звук? Вы же хотите сделать фильм в системе «Долби-стерео»?
– Хочу!
– Для этого надо купить у англичан лицензию!
– Это пятнадцать тысяч долларов!
– А пленка, обработка?
– Ну не пять миллионов! Нам никто не поверит!
– Все зависит от нас! Насколько мы правильно обоснуем наши затраты! – вмешался Семаго. Он был явно недоволен разговором.
Эту сцену в казино я пересказал Богомолову.
– Жулики! Жулики и воры! – кричал Владимир Осипович. – Я вас предупреждал: не связывайтесь с Семаго! Он давно на крючке КГБ! Неужели вы не понимаете, что ваше кино для него – идеальный отмыв денег!
Я не знал, что делать.
– Вы доложили об этом министру культуры? Что он?
– «Потрачено много денег, надо начинать съемки!» Безвыходное положение! Его и использует Семаго!
Богомолов из угла в угол ходил по кухне, где мы всегда сидели.
– Надо принимать решительные меры!
– Какие?
– Вплоть до остановки картины!
– На это никто не пойдет! Уже затрачены большие деньги! Президенту пообещали картину к 9 мая 2000 года! Один выход: контроль над поступающими из России деньгами и четко просчитать всю смету фильма!
– Михаил! Какую ерунду вы, извините, несете! – Богомолов неистовствовал. – Кто будет считать? Семаго? Он уже представил свой вариант! Пять миллионов долларов! У нас в России полное беззаконие! К власти пришли воры! Они всегда договорятся! Наивный вы человек!
19 июля мы начали съемки в Гродно на военном полигоне. Семаго был против, но мы не могли ждать: уходило лето. На стороне группы было руководство Министерства культуры РБ.
Никогда не забуду этот день!
Я снимал массовые сцены в телесериале «Время выбрало нас». Десять дней по пять тысяч человек Это был немецкий концлагерь, который мы снимали на натурной площадке в Смолевичах под Минском. Но то, что я увидел на полигоне под Гродно, привело меня в ужас. Съемочная площадка длиной в полтора километра была заполнена армией и техникой. И вдруг вся эта армада по одному моему слову: «Начали!» – двинулась! Видавшие виды командиры гродненского военного корпуса тоже пришли в ужас! Пыль, тридцатипятиградусная жара, машины, люди, и все это без отдыха – с раннего утра до позднего вечера. А случалось – с утра и до утра! По ночам, под проливным дождем, который мы «делали», шла и шла огромная колонна на «запад», к Берлину. Так было задумано. Потом Богомолов скажет: «Зачем такая огромная масса народу?» Я мысленно отвечал ему: «Если нет этой массы, если нет скопления военной техники – что здесь делать вражьим радистам, которых так активно ищет группа Алехина?»
Через неделю съемок я выдохся, не узнавал себя. Возвращался в гостиницу и падал с ног. Мне ничего не хотелось, кроме одного – выспаться! Я уставал физически. Лицо кровоточило от солнечных ожогов.
Съемочная группа работала на износ. Администрация, осветители, костюмеры – все работали на износ. Я не могу ни в кого бросить камень. Потом, через какое-то время, все будут вспоминать, какой это был ад! Были дни, когда я молил Бога, чтобы Он послал дождь, чтобы тот лил несколько дней и мы все смогли отдохнуть! Дождя не было! Мы сгорали от жары, один только мой пятилетний Мишка носился по съемочной площадке как угорелый и был счастлив видеть живых солдат, боевые машины и настоящее оружие. Это останется в его памяти на всю жизнь.
– Лучше неделя учений, чем один день съемок! – так говорили мне старшие офицеры, наблюдавшие ежедневно за работой группы.
Были минуты, когда я оставался на площадке один, все падали от усталости и жары, и мне необходимы были помощники в лице офицеров, чтобы поднять солдат. Я искал их и не мог найти. Они прятались за кустами полигона, не желая конфликтовать с солдатами.
– Почему вы прячетесь? – спросил я одного майора.
Он не смутился, ответил прямо:
– За вашу работу мне никто не платит!
– Но мы платим Министерству обороны, и довольно большие деньги. За каждого солдата, за каждого офицера.
– Я этого не чувствую!
Я убедился, что армия уже стала другая. И офицеры другие!
– Кто к нам приходит? – жаловались офицеры на солдат. – Наркота, уличный сброд! От них родители отказываются, а мы – воспитывай!
– Не все же наркоманы!
– Нормальные ломаются, не выдерживают!
– Сильного не сломаешь! – упирался я.
– Казарма – старая хозяйка! Там кого угодно сломают! Не подчинится – после армии найдут, из рук жены или матери вытянут!
После каждого дубля солдаты падали как снопы. Удивительное зрелище: съемочная группа держалась, а солдаты и офицеры падали!
Это – горькое воспоминание, но оно меркнет перед тем, что меня ждало дальше. Из Гродно мы переехали в Слоним. С нами перебазировалась армия и поселилась в палаточном городке воинской части. В первых числах августа к нам приехал Семаго вместе с женой и сыном. Они вели себя как баре, или, как говорят в народе, – «барье». Я с трудом сдерживался, противно было наблюдать за их хамством, особенно его жены, чувствовавшей себя хозяйкой фильма.
– Михаил Николаевич, – обратился ко мне Женя Миронов, исполнитель главной роли – Алехина. – Я прошу вас – пусть они покинут площадку, я не могу работать! Мы пашем, а они семечки лузгают! Противно! Кто они такие? Кто он, Семаго? Вор!
– Успокойся! Они завтра уедут!
– Я такое впервые вижу! Это – хамство!
Миронов был прав. Был прав и тогда, когда Семаго рвался играть роль Полякова, вторую главную роль. И Женя уперся «рогом», сказал:
– Если он будет сниматься, я уйду с фильма!
С этого все и началось!
Для всех московских СМИ он сказал: «“Момент истины” – это не только его дебют как продюсера, но прежде всего – актерский!»
– Представьте, Михаил Николаевич, что в нашем фильме одну из главных ролей играет Жириновский! – говорил Женя Миронов. – То же самое с Семаго! Это позор для картины! Если вы согласитесь, я уйду!
Я не согласился и снял Семаго с роли.
– Теперь ты пожизненный враг Семаго! – сказала дома жена.
– Ты же у меня не рвешься на главные роли, как жены многих режиссеров! Почему, по какому праву он должен играть одну из главных ролей? Меня никто не поймет! И тут Миронов прав!
А он к этому времени заключил сам с собой контракт на исполнение роли Полякова. Без согласия режиссера. На каждом контракте с актером в кино режиссер ставит свою визу. Семаго не счел это нужным делать: утвердил сам себя, и все! Нравится, не нравится – снимайте меня! Притом что все были на моей стороне: и Министерство культуры РБ, и Богомолов, и даже вся съемочная группа, которая в этих вопросах не играет решающей роли, но она является душой любого фильма и, как никто другой, чувствует – подходит актер к роли или не подходит. Это истина, которую никогда не следует сбрасывать со счетов. И если группе не нравится актер, то и отношение к нему будет как к нелюбимому актеру, и всякий тонко чувствующий актер поймет это, а в целом все отразится на качестве фильма.
«Прости, прости меня, Пречистая!»
Каждый день съемок давался мне кровью. Семаго не платил людям зарплату, группа нервничала, это отражалось на работе, но справедливости ради следует сказать – все были уверены, что я их не подведу. Со многими я работал начиная с 1974 года, когда снимал свою первую картину на «Беларусьфильме». У всех поднималось настроение, когда второй оператор привозил из Москвы отснятый материал, – это особые дни съемочного периода любой группы. Люди смотрят на свою работу, и если это хороший материал, то гордость за снимаемый фильм возрастает. Многие режиссеры не показывают рабочий материал съемочной группе. Я показываю. Все смотрят со мной вместе. Я смотрю первый раз, первый раз смотрит и группа. Это очень важный психологический момент: люди понимают, что от них никто ничего не скрывает. Даже больше: на следующий день я собираю группу, и мы обсувдаем отснятый материал. На всех этапах работы – монтаж, озвучание, первую редакцию – я приглашаю группу смотреть тот или другой вариант фильма. Я рад обсудить будущий фильм с любым членом съемочной группы, независимо от того, кем он работает: водителем, рабочим, осветителем или вторым режиссером. Все они внесли свою долю в каждый отснятый кадр.
